Шельма никогда не отличалась пунктуальностью, но на уроки старалась не опаздывать. Возможно, из нее был не самый лучший педагог, как бы сказал их лидер – ей не хватало дистанции, столь необходимой между учителем и учеником, как пишут в умных книжках. Ну и что, она и без этого справлялась, и сегодня задержала ребят после урока вовсе не в целях прохождения программы, или желания отчитать пару-тройку нерадивых студентов, пусть они того и заслуживали. Анна не знала, какой станет ее жизнь, когда она вернется. Или правильнее будет сказать «если вернется»? Когда-то многие здесь считали ее скрытным человеком, по большей мере, так оно и было. Даже сейчас темноволосая не горела желанием обсуждать свое прошлое с кем бы то ни было, но в то же время ей было безумно тяжело держать все в себе. А кому она могла рассказать о своих планах, в самом-то деле? Поделиться тем, что выудила весьма нечестным путем из воспоминаний Гамбита информацию о некоем Натаниэле Эссексе, опасном и безумном гении, к которому она решила обратиться за помощью? Шельма никогда не была наивной, прекрасно понимая, что непременно заплатит свою цену, но если бы она знала, какова будет цена, и что платить придется не ей…
Поэтому сегодня, отпуская студентов с очередного урока, она мысленно прощалась с ними, не зная, когда и при каких обстоятельствах они встретятся вновь. Даже забавно, для них это был всего лишь один день, такой же, как и большинство других, но она наверняка еще не раз о нем вспомнит как о символичной отправной точке. Дне, когда она решилась совершить непростительную ошибку.
— Ладно, вы свободны, — махнула рукой Шельма. От ее внимания не укрылось, как один ее особо проголодавшийся подопечный зашуршал под партой фольгой, разворачивая сэндвич. Бедолага, видимо, отчаялся прийти на ланч вовремя, боясь, что ее напутствиям не видно конца-края. Довольно непривычное завершение урока, обычно Анна редко пребывала в таком лиричном настроении, чтобы заводить разговоры о том, как важно быть командой в эти времена, и все в таком духе. Такие речи хорошо получались у Саммерса, или у всеми любимой Джин, разумеется, у Ксавье, но не у нее. Оратор был из нее, мягко скажем, не очень.
И как раз в тот момент, когда студенты уже были готовы сорваться со своих мест, в класс зашла она. Ее голос. Да, пожалуй, именно этот голос Шельма никогда не забудет. Ребята молча смотрят на своего учителя, кто-то даже неуклюже роняет книгу, но зеленоглазая будто бы не слышит.
— Или вы хотите лишиться ланча? — обретя дар речи, произносит она. Студенты тут же начинают собирать сумки, кидая вещи как попало, но Анна-Мари не обращает внимания, ее взгляд по-прежнему не отпускает незнакомку. Впрочем, незнакомку для них, но для нее эта женщина когда-то была семьей. Почему «когда-то»? Семья не может быть временной, она навсегда, и однажды эти две женщины стали ее семьей. С Мистик их связывали очень непростые отношения, кто-то назвал бы их нездоровыми, больными, во многом они, наверное, правы. С Ирэн все было иначе. Сейчас она выглядела иначе. Моложе, чем должна, даже моложе, чем ее помнила Шельма. Или все это игра света и тени в погожий летний день? Может, игра ее воображения? Но нет, это действительно была она, так ошибаться невозможно.
— Ты? — звук ее собственного голоса показался чужим и далеким. — Но как?.. Ты… — прежде, чем Анна успела сказать что-либо еще, дождаться ответа или просто подумать, она оказалась буквально в шаге от женщины. — Ты совсем не изменилась, — ее губы невольно тронула слабая улыбка и прятать подступающие к горлу слезы как и всегда проще за привычным сарказмом. Едва ли это помогло.